вот вспомнилось

Наслушалась Ханса Зиммера. Он вообще замечательный композитор, один из любимых моих. Потрясающую творит музыку. Его осты многим нравятся и запоминаются. В сердце западают. Вот есть один, который выбивает меня на слезы - Swimming. Кто смотрел " Спирит - душа прерий", думаю, поймет о каком я говорю. Он звучит, когда сам Спирит находится в поезде и видит в поле белых лошадей из снега. Это очень печальный момент. Так вот, после этого саунда меня прям торкнуло нарисовать Спирита) Ну, и вот, собственно, что вышло. Любуйтесь=)

@темы: мысли, мультфильмы, творчество, рисунки

---

а дальше что?..

Кажется меня очень незаметно подсадила на Шанкс/Багги... я не удивлюсь если я еще и напишу по ним что-нибудь

---

Шуся **

Что-то приспичило мне порисовать

@темы: one piece, творчество, рисунки, shanks

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

пока ехала 6 часов в машине,накалякала одну, а по приезду в Белоруссию наваяла еще парочку в маленьком блокнотике

@темы: one piece, творчество, рисунки, Marco, Luffy, Ace

---

Продолжение...

Автор: GAMMA ( Я то бишь)
Название: Молча о том, что не нуждается в расспросах.
Фендом: One Piece
Персонажи: Марко, Эйс

Аквамариновый

Аквамариновый

Пасмурно было. Но еще хуже то, что душно. Небо точно придавливало своим серым свинцом каждую попытку вздохнуть. Волны накатывали раз за разом все сильней, и все яростней разбивались о нос корабля, облизывая бушприт. Ветер крепчал и к удивлению был довольно теплым.
— Видать, на нас идет серьезный циклон, — Ракуе втянул носом недвижимый воздух, — корабль готов, ребята постарались.
И дальше молчание. В ушах звук пенящихся волн, еле слышный крик паникующей чайки где-то среди мрачных облаков и кругом постоянный соленый запах. Запах океана, который будто только сейчас открывал истинное местонахождение корабля, каждого из тех, кто на нем был, словно именно в эту минуту все вокруг шептало Фениксу, что он посреди океана. Странное, отвратительное ощущение сковывало все тело.
— Тебя что-то волнует. И это явно не то, что случилось неделю назад, — его голос звучал ровно и тихо, без какой-либо эмоции.
Марко не понимал, что же происходило. Внутри все протяжней выло неопределенное. Не то чувство, не то недосказанная мыль, не то слова, не высказанные ранние. Не знал как понять самому, что же так гложило его и разъедало изнутри, что уж говорить о том, как объяснить это другим.
Командир бывшего седьмого дивизиона Белоуса вздохнул и покачал головой.
— Не спеши, думаю ты во всем разберешься. Что бы это ни было… — светловолосый мужчина с дредами понимающе положил ладонь на плечо, постоял с минуту и ушел обратно в каюты, оставив Феникса наедине с мыслями.
«Эйс. И ведь все таки именно ты, тобой сшиты мои самые последние воспоминания. Ты не завершил нашу книгу – не дал ей название, оставив это дело мне » — мужчина открыл глаза, вызывающе, с готовностью посмотрел вверх, где межу теснившимися облаками сполохами сверкали зарницы. Все тело вмиг покрыл сине-голубой огонь, тихо шелестя язычками пламени в душном воздухе. Оттолкнувшись от корабля взмахом крыльев, мифический Феникс взмыл вверх и устремился к, казалось, падающему ему навстречу небу.
Он пытался вспомнить, видел ли такое прежде. Нет. И даже ничего такого, с чем можно было бы сравнить. Все люди уникальны. А он, он уникален из всех этих уникальностей. И все, что он делает, все, что с ним происходит, также неповторимо в своем роде. Эйс.
Это случилось подобно грому в ясный день. Так неожиданно и ужасно. Никто не представлял себе возможность подобного прецедента на корабле Белоуса. Никто даже не мог помыслить о таком. Но, как оказалось впоследствии, один человек был готов даже на такой поступок, ради своей прихоти. Убийство накама. Ничто не сравнится с этим по степени ужаса. Ничто никогда не вызывало таких эмоций на лице Эйса. Марко никогда не забудет тот день.

«Тихо и ясно. Полный штиль. В небе, рассекая крыльями воздух, пролетела почтовая птица с очередным пакетом листовок о розыске пиратов и другими новостями. На корабле как обычно шумно и весело. Ребята развлекаются кто чем только может. Всюду разговоры, смех, гулкий стук деревянных кружек и бутылок с выпивкой. После отплытия от очередного острова, вся команда решила отпраздновать возвращение на корабль и просторы океана. Вообще, в принципе, им не нужно повода, чтобы выпить, а когда он есть – это лишь на руку.
Отец и большая часть команды находились на носу корабля, в то время как Марко, решив немного отдохнуть от шума, ушел на корму. В бутылке еще с половину плескалось вино, а на языке осела привычная терпкость. Мужчина зевнул, меланхолично разглядывая вздымающиеся темные волны океана.
— Марко! – за спиной раздался звучный веселый голос.
Феникс посмотрел через плечо. Эйс стоял на последней ступеньке кормы, махая рукой.
— Чего ты здесь один? Идем, там сейчас такое развлекалово начнется! Сач уже почти все приготовил, мы будем в числе избранных!
— Я пас…
— Эй, ну же! Ты чего как тухлая палубная тряпка растекся здесь?! – подбежав, парень схватил мужчину за руку и попытался тащить его к месту веселья. Тот мученически вздохнул.
— Эйс, ты оторвешь мне руку, — заметил Марко и Портгас тут же отпустил его, хоть и с неохотой.
— Идем, будет весело, правда, — на лице расцвела добрая улыбка, сделав его по-детски милым.
И он сдался.
— Хорошо, но сначала я посмотрю, что из себя представляет ваше веселье, — залпом допив остатки вина, Феникс швырнул бутылку за борт и отправился к остальным.
Прокричав, нечто напоминавшее «Ях-ху!», Эйс ловко перепрыгнул через все ступеньки вниз и первый помчался сообщить, что командир 1-ого дивизиона был удачно взят измором.
Дружный гогот раздался с новой силой, а некоторые из командиров умудрились упасть и в приступах смеха стали кататься по палубе, держась за животы. Устроившись рядом с огромным креслом Капитана, Марко стал наблюдать за происходящим.
Суть веселой игры, которую придумал командир 4-ого дивизиона, мужчина уловил слабо, отчасти потому, что перекидывался фразами с Белоусом, отчасти потому, что думал о своем, отчасти потому, что он, как и Отец был рад видеть счастливую улыбку Портгаса.
— Сач, а Сач! — позвал смеющегося Виста.
Мужчина обернулся, сверкая всеми 32-я зубами.
— Покажи, что за Дьявольщину ты раздобыл на том острове! – народ, соглашаясь, заулюлюкал, подбадривая его. – Ты ведь только Эйсу да Марко рассказал, а нам тоже интересно!
— Да, Сач!
— Покажи!
— Давай!
— Интересно же!
Он пожал плечами и скрылся в каютах. Вернувшись через 10 минут, командир 4-ого дивизиона держал в руках нечто круглое, прикрытое светлой тканью. Развернув, он показал всем необычного вида фрукт, похожий на ананас, но фиолетового цвета, состоящий из долек в форме слезинок, а на его верхушке торчали зеленые листья.
— И впрямь! Дьявольщина! Это ж Дьявольский фрукт! – засмеялся кто-то.
— И какая у него сила? – усмехаясь, спросил Изо, сидя на кромке борта и затягиваясь дымом своей длинной трубкой.
— Да я вот еще и не знаю… — задумчиво почесал затылок Сач.
— Ну, съешь и узнаешь! – подшутив.
Все засмеялись, и владелец необычного фрукта тоже. Лишь один из всех взглядов не таил в себе всеобщего веселья и легкости. Тьма и зависть зарождалась на дне этого взгляда, постепенно заполняющая того, кому он принадлежит.
Тем не менее, развлечения продолжались до самого захода солнца. Выпивка постепенно убывала, и количество вменяемых людей резко сокращалось. Небо стало совсем темным, когда на палубе осталось человек 15. Остальные либо уснули где сидели, либо доползли до своих кают, либо ушли продолжать веселье внутрь корабля, застигнутые неприятной ночной прохладой.
Белоус слег на боковую еще с час назад, а среди оставшихся были Эйс, Марко, Сач, Тич, Джозу Виста и другие.
— Ох… — Марко вздохнул и оперся спиной о фальшборт.
— Устал? – смеясь, поддел его Эйс.
— Парень, смотри сам не упади! – хохотнул Сач, хлопнув его по спине.
— Я в порядке, — кивнул он, распластавшись на палубе и взглянув на небо.
— Скоро вернусь, пойду, отойду.
Мужчина со шрамом под глазом и необычной прической пересек нос корабля и растворился в темноте.
— Зря ты не играл с нами.
Феникс расслышал в голосе парня некое сожаление что ли.
— Мы разговаривали с отцом, да и не для меня эти забавы…
— А еще ты временами витал в облаках.
— Да?
— Ага, я видел. Смотрел подолгу в одну точку или на кого-то, а на самом деле будто бы и вовсе сквозь них.
Ответа не последовало. Марко удивлялся, когда этот парень успевает замечать что-либо за другими и одновременно не выдавать себя ни капли. Да, он не такой как все, и дело даже не в том, какая кровь течет в его жилах.
Поднеся руку к лицу, Феникс обратил ее голубым пламенем, и смотрел на дрожащие язычки призрачного пламени.
Заметив это, Портгас отвлекся от созерцания вышины и перевел взгляд на товарища.
— Они такие разные…
— Хм? – удивленно посмотрел в глаза Эйса.
— Твое и мое пламя. Противоположности. Синее и красное. Созидающее и разрушающее. Вечное и недолгое… — он продолжал говорить в этом же духе, но Марко уже не слушал, а лишь наблюдал, как лице парня и на радужке глаз сине-голубым отблеском мерцает пламя его зажженного огня.
Сине-голубой? Бирюзовый? Просто синий или даже в какой-то момент зеленый?
Помотав головой, Феникс вновь обратил руку в плоть, и все наваждение вмиг пропало, а из-за внезапно наставшей темноты он на время даже перестал видеть где лежит его собеседник.
Звезды слабо мерцали над головой. Успокаивающий плеск волн не предвещал ничего необычного.

А на утро раздался крик. Один из дежуривших ночью с воплем выбежал на палубу, держась за голову!
— Убили!.. Он мертв!
Все кто слышал в панике и волнении моментально слетелись к каютам корабля.
Пробравшись сквозь толпу вперед, Марко замер, не смея сделать и шага дальше. На полу, пропитавшемся темной уже холодной кровью, в неестественной позе, раскинув руки в стороны, бездыханно лежал командир 4-ого дивизиона. Феникса пробрала мелкая дрожь. Сам воздух в этом помещении был мертв. Он не двигался. И густая чернота опасно затаилась по углам, словно желая слиться с темной лужей крови вокруг неживого тела. Позади нервно разговаривали, кто-то наверху кричал в панике, созывая еще не знавших о произошедшем, некоторые пытались с ужасом заглянуть через плечо командира, желая убедиться собственными глазами.
— Уходите! Все, вон отсюда! Нечего глазеть! – развернувшись, Феникс со злобой стал всех выталкивать из каюты.
Но вдруг из толпы кто-то с бешеной силой начал прорываться. Народ слегка расступился и на мужчину наткнулся Эйс. Парень мельком окинул товарища взглядом и посмотрел за его спину. Его глаза округлились, за секунду в них исчез весь блеск. Заторможенным движением, отодвинув Марко, Портгас сделал несколько шагов вперед и замер у ног погибшего.
— Сач… — надломившийся хриплый голос.
Он видел его подрагивающие пальцы рук, видел, как они сжимаются в кулаки, видел его осунувшуюся спину.
В проходе за толпой раздался голос:
— Тич! Тича нет! Тич пропал!
Толпа зашумела и вновь заволновалась, разбивая прежнюю тишину.
— Это… Это Тич! Тич убил Сача!
— Точно…
— Да, я видел, как вчера Сач ушел, а Тич пошел за ним, но я не подумал бы…
В толпе нарастал ажиотаж раскрытия случившегося. И это было плохо. Слишком. Заметив, как резко Эйс обернулся, тело мужчины сработало на рефлексе. Он одним мощным рывком толкнул всех толпящихся в проход и захлопнул за ними дверь. Парнишка влетел прямо в него.
— Открой дверь! Открой дверь, Марко!
Феникс напряг зрение и в темноте разглядел его лицо. Оно искривилось от злобы и боли. Беснующийся демон. В нем ощутимо закипал огонь. Огонь его разрушения. Огонь отмщения. Его руки больно колотили Марко по груди.
— Эйс… — позвал он, — Эйс, остановись, прекрати.
Кто мог бы знать насколько тяжело давались эти слова командиру 1-ого дивизиона. Никто, лишь он сам. Потому, что хотелось так же поддаться буре эмоций, клубившихся внутри, так же хотелось спустить всю выдержку на нет. Но нельзя. На нем слишком большая ответственность. За всех. Тем более за этого парня.
— Ты что?! Не слышал?! Это Тич! Тич убил Сача и сбежал! Это все из-за того Дьявольского фрукта, я уверен! Пусти! – голос срывался высокими хриплыми нотами, слышно было, как скрежетали его зубы. — Неужели тебе все равно? Марко! Он же был… Он же наш друг… Сач..
Неожиданно Портгас прекратил колотить его, и голос стал тихим и глухим.
— Как ты можешь, Марко? Как? Ты стоишь так спокойно, не даешь мне прохода… Этот мерзавец уходит все дальше и дальше, а наш друг лежит позади нас… Мертвый. Ты понимаешь как это все глупо?! Понимаешь как не к месту это твое вечно каменное выражение лица, словно ничего не произошло?!
Он сорвался на последних словах, схватил Феникса за воротник рубашки и взглянул тому в глаза в глаза.
Снова. Марко поклянется, что видит это вновь. Он не спутает это ни с чем. Глаза. Его глаза смотрели с такой горечью, с такой безнадежностью, взывая о понимании и помощи. Они горели, сияли как тогда, когда он с ним впервые разговаривал, когда Эйс принял решение остаться с их командой. Но на этот раз их свет был другим.
«Как вчера…» — подумалось командиру.
Из темных взволнованных глаз заструился этот свет. Нет, ни голубой, ни синий, ни бирюзовый.
Аквамариновый. Потому что это – цвет моря. Цвет его боли, его судьбы. Его слезы – это кровь моря. Он ведь, как и все они, сын этого бессчетного водного пространства. А, теряя очередного сына, море начинает кровоточить. И Феникс видит это в нем. Видит его слезы. Этому невозможно сопротивляться и, отвернув голову в сторону, мужчина отходит, освобождая проход.
— Есть вещи, которые несут на себе ответственность, как и поступки, что мы совершаем. И ими нельзя пренебрегать. А есть то… Что не поддается объяснению и этому невозможно сопротивляться.
На мгновение Марко показалось, будто парень хотел сказать что-то, но когда посмотрел на него, слез уже не было. Осталась непоколебимая решимость.
Рванув на себя дверь, Портгас выбежал прочь.
Все пытались отговорить Огненного Кулака от этого поступка. Даже Старик сказал, что у него плохое предчувствие. Но ни что не сломило его решения. Его боль была в стократ сильнее, их уговоров.
Чтобы не показаться безразличным, командир 1-ого дивизиона для видимости крикнул Эйсу, остановиться. Тот не слышал. И, кажется, только Марко Феникс видел в этом его неизбежность, два разных света живущих в нем…

Шторм прошел мимо. Всполохи вскоре прекратились, а дождь сплошной ровной стеной обрушился в ночь. Гулкий стук от приземления на мокрые доски палубы. Он промок. Весь. До нитки. Но это не важно.
«Важно то…» — мужчина откинул голову назад, позволяя потокам дождя омывать его уставшее лицо, — «… что сегодня память жила во второй раз, Эйс».

Алый

Алый

Он наблюдал, как умирает день. В этих мучительных попытках света задержаться здесь, чуть дольше обычного, оказалось отвратительно много горечи и жалости и слишком мало спокойствия.
Без надобности видеть что над головой. Вообще нет желания открывать глаза и воспринимать зрительные образы. Просто ветер. Ветер в лицо. Постоянным прохладным потоком, пытаясь смахнуть любые мысли. Где же все? Где же все те, с кем хотелось бы сейчас поговорить или сказать хотя бы пару слов? Почему, когда все внутри достигает неизбежного пика, готовится вырваться наружу, рядом нет никого из тех, кто бы знал что с этим делать. На минуту Марко желает, чтобы его огонь имел возможность испепелять и разрушать, показывая свое неистовство, свои эмоции. Но… Феникс открывает глаза. Далеко, там, где еще недавно был горизонт, граница нарушилась, и небо слилось с морем. Аспидно-серое марево приходящей ночи сомкнулось где-то за спиной. Его огонь исцеляет, но не душевно.
— Когда ты мне дашь понять, что же, черт возьми, я должен сделать?.. Как мне назвать,… Кем же мы были, что эта странная связь до сих пор имеет надо мной силу…
Разговаривает сам с собой? Нет. У этих вопросов есть адресат. Но Марко думает, не сходит ли он с ума.
Проходит час, другой. В каюте мрак, не учитывая слабого ночного света из иллюминатора. Лежа на спине, он смотрит в одну точку потолка и считает числа.
« … 157, 158, 159, 160, 161, 162, 163,164, 165, 166, 167, 168…»

« Все раны и ушибы досадно ноют. Голова слегка кружиться и ноги ощущают слабость, но это не от страха или усталости. Чувство свободы, чувство вернувшейся силы, с лихой скоростью переполняют и жаждут вновь показать себя всем, показать свою несокрушимость. Он решительно кивает мальчишке и широко улыбается. Он готов. Стоя бок о бок, бросают вызов всем своим противникам, наконец, имея возможность сражаться вместе. Мальчишка действует первым, и вот уже смелые добровольцы с легкостью отлетают от его ударов. Нет времени восхищаться его возросшей силой и ловкостью. Атака. Прыгая вверх, он сам проводит один из мощнейших своих приемов, и столбы пламени, распаляясь в радиусе 100 метров, сжигают все на своем пути. Атака, атака; одна за другой; удар, и он с легкостью уворачивается от чьих-то пуль. Дьявольская раззадоренная улыбка и бесы пляшут в глазах. Как же давно хотелось это сделать! Жизнь — одна единственная и он никому ее за просто так теперь не отдаст. Позади сражается Отец, его сила вибрацией отдается в где-то в диафрагме и от этого уверенность захлестывает еще сильнее.
Но, что-то пошло не так. Адмиралы начали упорное наступление и все внимание приковали к себе. То тут, то там падают обожженные или замерзшие тела его товарищей, друзей. Увидав это и набравшись мнимой храбрости, дозорные мечутся с ружьями и саблями, и все еще продолжают давить на армию пиратов. И вдруг отец говорит свое слово. Отдает последний приказ своим Детям. Он знает, что не выживет, но любой ценой желает защитить каждого. Приказ – отступать к кораблям и уплывать! Сначала никто не верит в это, он видит по их глазам, но приказ повторяется голосом, не терпящим возражений. Приказ Капитана неоспорим. Сжав кулаки, стиснув зубы и подавив в себе желание драться до последнего, он подчиняется и направляется в сторону кораблей, чьи мачты виднелись впереди сквозь завесу пыли и дыма. Все бегут, и он бежит тоже. И каждого одолевают одинаковые чувства. Он слышит рядом знакомый веселый голос — вот и братишка вернулся, радостный, улыбается во весь рот. И невозможно не ответить ему тем же. Он все же спас его. Маленький неугомонный брат…
Неожиданно земля затряслась, разверзлась, и Адмирал возник из самых ее глубин, злобным взглядом прожигая бегущих пиратов, в особенности их двоих. Акаину знал, знал какими словами нужно бить, по каким больным местам и кого именно. Оскорбляя Белоуса и всех, кто плавал под его именем, он знал чего хочет добиться. Идя по пятам, выплевывал всю свою ненависть и презрение громкими фразами. И вот… Он не выдержал. Никто не смеет оскорблять Отца! Никто! И пусть его здесь только что не казнили, пусть вокруг лишь то, что приносит смерть, он не позволит пятнать имя Белоуса! Взрыв огня сталкивается с мощным потоком магмы и на границе их соприкосновения происходит невообразимый взрыв, раскидывая в стороны тех, кто находился рядом. Но Сакадзуки был хитер. Сразу после атаки он молниеносно переметнулся к тому, кто был позади и уверенно занес горящий лавой кулак для окончательного удара. Братишка… Глаза того ошеломленно глядели на приближение неминуемой гибели, даже тело не дернулось в попытке убежать или просто двинуться. За считанные секунды, не думая ни о чем кроме брата, собрав все силы, метнулся и вовремя преградил собой траекторию нацеленного удара. Момент, считанные мгновения. Сумасшедшая невыносимая боль пронзает грудь и нещадно бьет по всем нервам, разрывая их в клочья. Насквозь. Звук чего-то рассыпавшегося на землю. Внутри все горит, от боли выворачивает наизнанку, но он держится, стоит, скрипя зубами, которые вот-вот и раскрошатся от силы их сжатия. Кровь закипев, полилась изо рта, обжигая горло, язык, губы, кожу. Везде была кровь. Кругом. Акаину что-то говорит, вытаскивая свою руку из горячей плоти. Такой резкий рывок и прежние ощущения показались ничем, по сравнению с тем, что настало сейчас. Болевой порог превышен. Шок. Он медленно опускает взгляд на своего брата, а тот смотрит на него своими до безумия сузившимися зрачками, простирает руки и ловит в объятия ослабевшего его. Он знает что, под подбородком плечо младшего, но не ощущает его. Брат что-то говорит, а он ему даже отвечает, но в голове, где-то на задворках появляется, словно второй разум. Чуть сощурившись, недалеко перед собой он различает знакомый силуэт. Черные штаны, голубой пояс, расстегнутая серая рубашка, метка Белоуса на груди и светлые волосы в беспорядке на макушке. Это же.. Он. Он сам. Он видит сам себя. И только теперь разум дает понять в чем дело. Сознание Эйса отсчитывает последние минуты.
«Я — это он… А он… — это я…» — на его истинном теле в груди расползается такая же кровавая насквозь дыра и оно медленно оседает вниз.
Тик-так, тик-так…. Кажется, теперь он знает ответы на все вопросы. Чувство падения. Перед глазами все слишком красно от крови. Алый….»

Жадный глубокий вздох. Рывок. Марко хватается за голову и пытается лихорадочно отдышаться. По лицу и груди капельками стекает холодный пот. Волосы влажными прядями прилипли к вискам. Это не сон… Нет, не сон. Сны не бывают такими реальными. Опустив взгляд себе на грудь, он различил на ней большое красное пятно, словно от ожога. Сглотнул, провел по нему рукой, чтобы убедиться в увиденном и поморщился от неприятного жжения. Вокруг все так же темно. Составил ноги на пол, и их в тот же момент обдала сырая прохлада. Зажмурился и закрыл лицо подрагивающими ладонями.
«Я – это он, а он – это я…» — слова намертво впечатались в память. Он видел себя со стороны глазами Эйса, он ощутил всю его боль, понял всю радость его, когда он защищал брата, прожил его последними секундами и… Запомнил в своих – его глазах тот нестерпимо алый цвет.
Феникс почувствовал как намокают ресницы, но вдруг, звук чего-то упавшего и покатившегося по деревянным доскам, заставили его встрепенуться и убрать от лица руки. Посмотрев вниз, у пальцев левой ноги он заметил маленький шарик, который при поднятии и рассмотрении оказался бусиной с узеньким отверстием насквозь. Алая бусина. Слишком знакомая алая бусина. Марко никогда бы в жизни не ошибся и не спутал ее ни с чем другим! Но… Что за чертовщина?! Его бусы на могиле! Сердце нервически набирало обороты, в груди расползалось некое удушающее волнение. Сжав находку в кулак, мужчина сорвался с места и выбежал из каюты.
Вода тихо плескалась за бортом, а воздух наполнял аромат близящегося утра. На палубе никого не было. Не думал же он здесь увидеть его?... Сев на дощатый пол, Марко с тяжестью оперся спиной о фальшборт и стал рассматривать мерцающую алую бусину.
« Эйс… Ты ведь все сам знал с самого начала. Знал ответ, на этот вопрос. Знал и пытался показать это мне. А я столько всего успел забыть… Теперь, не нужно искать причины моего отношения к тебе, не нужно задавать себе глупые вопросы. На самом деле, все слишком просто, я не видел, но тоже знал это очень давно. Ты – это я в юности. Мой внутренний огонь пылал так же сильно, как и твой… Дерзость, смелость, отчаяние, поиск себя. Я – это ты, если бы остался жив. По мере течения лет, жизнь меняется, меняемся мы, и внутреннее наше неугомонное пламя становится похожим на стойкий мерный огонь, испробовавший разных дров и выдержавший разные ветра. И вот, я живу. И пока это так, и наша связь сильна, мир будет против тех, у кого одна душа на двоих.
Мы навсегда части друг друга, возможно, так решили именно мы…»

@темы: one piece, творчество, фанфики, Marco & Ace

---

Молча о том, что не нуждается в расспросах.

Автор: GAMMA ( Я то бишь)
Название: Молча о том, что не нуждается в расспросах.
Фендом: One Piece
Персонажи: Марко, Эйс
Жанр: джен, ангст, психология
Размер: мини
Предупреждение: нет
Размещение: где хотите, ссыль тока киньте.
Саммари: Попытки Марко понять, кем все же приходился ему Эйс,каким тот был в его глазах. А память подкидывает ему, интересные уже подзабытые факты прошлого во снах...

Вспоминая

Когда такое происходит, кажется, что все что делал до этого, слишком мало и недостаточно. Что все же что-то упустил, не успел, не смог, не догадался. Словно шел по своему пути с протянутой вперед рукой и хватал ею все подряд, до чего дотягивался, но впереди так и маячило нечто упущенное или вовсе недосягаемое. Как будто напоминание о том, что нельзя объять необъятное и нельзя все знать и испытать за такой короткий промежуток жизни. А он, наверное-таки смог нарушить этот закон. Он испытал столько всего, очень много. И мало кто понимает и знает об этом. У большинства свои заботы, не спрашивают, да и не каждый любит, когда лезут в его жизнь. Было то, что для всех — любой мог узнать какую-то сторону жизни, а было и сокровенное — для себя и пары людей, что были из разряда «особенные».

Марко зевнул и, разжав пальцы, бросил за борт корабля пустой спичечный коробок. Прошла неделя, а таких как этот он выбросил в воду уже больше десятка. Интересно, если бы и раньше приходилось закуривать от спичек, он тратил бы столько же? Раньше в такие моменты была лишь фраза «Ты когда-нибудь прикопаешься от этой привычки!», хитрый смешок и неизменно дружески подставленный большой палец с язычком пламени над ним.
Позади тихо. Оставшиеся члены команды раскочевались по разным углам корабля. Ветер дует с юга. Тепло, но по-странному холодно и пальцы непривычно немеют.
Марко не был для него из разряда «особенных», но и далек не был тоже. Держался на неком островке, называемым Золотая середина, стараясь не касаться ненужного, но понимать то, что необходимо. Вроде это устраивало обоих, и парня и его самого в особенности. Пожалуй, лишь Отец иногда спрашивал, отчего отношения не то братские, не то вовсе как у незнакомых людей. И что самое интересное, каждый из них, не сговариваясь, отвечал: «Мы понимаем друг друга». Это отметало любые дальнейшие вопросы, являясь вполне достойным и удовлетворяющим ответом. Отец улыбался. Эйс натягивал шляпу чуть ниже на глаза, а Марко просто уходил подальше.
Так было с самого его прихода. Словно, объяснив все, чего он так не понимал сначала, их связь с отцом, их поступки и правила на корабле, их свобода и одновременно слово данное отцу, и честь сражения за него, словно все это раз и навсегда расставило между ними определенную дистанцию, тем не менее, связав прочной нитью, прочее, чем у всех остальных.
Отдаленно это может и напоминало некое наставничество, но кто бы так ни считал, они даже не задумывались над этим. Марко нередко помогал этому парню, но чаще оставлял его разбираться со всем самому, ибо он знал, что тот справится, а потом, молча, одним взглядом, проходя мимо, отблагодарит Марко.
Он всегда чувствовал, знал, когда он нужен, нечто сродни интуиции, хоть вся эта чушь казалась капитану 1-й дивизии абсурдной и для молокососов. Просто в голове щелкало, а все остальное следовало само собой, как по сценарию. Однажды, вытащив порядком охмелевшего Огненного Кулака из разбушевавшегося уже не на шутку бара, на острове, где уже с неделю заседал очередной совет дозорных, Марко раздраженно влепил парню подзатыльник, хотя хотелось дать под зад ногой, и потащил к кораблю по почти безлюдным темным улицам городка. Эйс тогда задрал голову кверху и щурил глаза то один, то другой.
— Эй, Марко… — пьяно протянул парень, вися на плече Феникса одной рукой.
Тот не отозвался, даже ухом не повел, но, видимо, Эйс этого и не ждал, продолжив:
— Ты думал наверно, что я последняя сволочь… и ни разу не сказал тебе спасибо, но… — он поморщил нос, покривил из стороны в сторону и, наконец, чихнул. – Так вот… о чем бишь я… А, ладно, забей, забыл…
Тогда Марко и не понял, зачем вообще нужно было говорить что-либо на эту тему. Его это даже взбесило и хотелось пару раз пнуть это веснушчатое недоразумение и оставить протрезвляться где-нибудь в кустах. Но взглянув туда, куда прежде смотрел Эйс, на уже светлеющие бледно-лимонные полоски облаков, перемешанные с темно-синими и лазоревыми пятнами неба, он вспомнил те самые слова: «Мы понимаем друг друга». И злость ушла сама собой, осталось лишь четкое ощущение того, что он все сделал опять так, как было надо. И следующее спасибо он заметит в неком жесте Портгаса или слове, или взгляде. А может и вовсе не увидит и не услышит, просто уже знает это «Спасибо».
— Эй, ка… капитан Марко! – с кормы корабля донесся крик одного из пиратов команды, точней ее остатков.
Феникс выпустил последнее облако дыма, тут же разорванное дуновением ветра, и обернулся, затушив сигарету о доски борта.
— Там остров, мы остановимся? – голос бородатого был не очень уверен, да и хрипловат после нанесенных ран в Маринфорде, которые не зажили еще и болели.
Как же было это странно. Такой вопрос, и решить предстоит ему, Марко, а не Отцу. Он потирает свой затылок и смотрит на мыс своего ботинка, на котором остался сигаретный пепел. И как его угораздило?..
— Кидайте якорь, — ответил он, и через пару минут хлопнула дверь его каюты.
До захода солнца около 5 часов по Гранд Лайну. Погода солнечная. На подходе небольшой и населенный остров. Лог Пос направлен точно на него.

Янтарный

Янтарный.

— Все хотят, чтобы ты был капитаном пиратов Бел… — Джоз на секунду переменился в лице, прокашлялся, поправляясь с непривычки, — пиратов Марко Феникса?..
Последнее получилось несколько вопросительно. Похоже, это все-таки звучало странно и немного смешно. Не так как звучало всегда – пираты Белоуса! Эдвард Ньюгейт – как гром на всех просторах океана, на любом острове. Сила, мощь и гордость тех, кто сражался под его флагом! А Марко Феникс? Это уже новая Эра… И только время покажет, станет ли это имя таким же запоминающимся, как имя Отца.
— Ну, прямо-таки все, — легко усмехнулся Феникс.
— Большинство За, я тоже, ведь ты был сильнейшим из всех нас после Отца.
Взглянув на Джоза, Марко увидел то, чего и ждал от него – уверенное выражение лица, с легкой тенью печали и сожаления. Странно, как на лице такого твердого и прямолинейного характером человека может отражаться подобная смесь эмоций? Однако, мужчина понимал, за это время все вместе, рядом друг с другом они научились чувствовать и испытывать все то, что положено одной большой крепкой семье. Все изменились и приняли себя и остальных такими, какие есть. Джоз не исключение, да и сам Марко не был таковым.
Взлохматив одной рукой свои волосы, капитан 1-ого дивизиона вздохнул.
— Не думаю, что Дозор будет торопить нас с избранием капитана. Естественно, им на руку и то, что пока из нас никто не решиться на такой шаг…
— Будь уверен таких не мало, — перебил его алмазный человек, — это я о тех, кто против …
— Мелкие сошки, — пожал плечами.
Джоз кивнул, а Марко продолжил:
— Никто из Нас, не станет порочить имя отца, поэтому… — остановился у края дороги, недалеко от поселения, поддел ногой мелкий камешек, подняв при этом небольшой ворох пыли, — поэтому нужно подождать. Я уверен, уляжется все. А мне нужно немного подумать.
Сказав это и сунув одну руку в карман, он направился к поселению, махнув Джозу на прощание.

Городок был средней величины, и его вполне хватило, чтобы бывшие пираты Белоуса смогли раствориться среди его жителей и на время забыться после событий недельной давности, которые еще спустя месяцы будут свежи в их сердцах. Так и Марко, решив обойтись без компанейства, остался один сам по себе. А раньше с ним частенько ходил Эйс. Точнее сказать - шатался. По-другому похождения Портгаса назвать трудно. Однако, еще чаще Фениксу приходилось насильно вытаскивать и забирать буйного парня из различного вида пьянок, гулянок и потасовок, где тот любил повеселиться, не думая о возможных последствиях. Эйс всегда был такой живой, такой энергичный, смелый и веселый… Многими словами мог бы мужчина описать его, но самое верное, пожалуй, будет сказать – Эйс был. Среди знакомых и друзей, несомненно, выделялся. А в душе, естественно, он был и остается. И не только он, а все что с ним связано: разговоры с ним, его поступки, битва бок о бок, смех, печаль… И самое запоминающееся — хитрые, но веселые глаза, на дне которых таился теплый и опасный огонь.
Остановившись вдруг на одной из небольших улиц городка, Марко обвел ее взглядом. Садящееся впереди за домами солнце, косые тени домов напротив, падающие на оранжевые стены жилых построек за спиной. Знакомо? Или это обманчивое ощущение памяти дает о себе знать? Смотрит под ноги – мощение кирпичного цвета плиткой. Поворачивается и видит невысокий дом с большими окнами, и крыльцо, и три ступеньки, на третьей снизу выщерблена у самого края, а рядом растет куст. Куст с темными глянцевыми листьями и ароматными цветами. И… Слева от дома фонарь. Ночью он горит бледно желтым светом. Наваждение. Помотав головой, Феникс снова сует руки в карманы, отгоняет все мысли из своей головы и продолжает идти дальше.
«Где— то должен быть хоть какой-нибудь бар…» Тихий стук ботинок растворяется в вечернем шуме.

— Мне еще одну! – махнул рукой Марко, уже охмелевший, опираясь локтем о столешницу барной стойки. Коренастый высокий бармен с коротенькими усами, оценивающе взглянул на посетителя и все же подал порцию саке.
— Пожалуй, тебе хватит на сегодня, ты уже пьян и на ногах, небось, еле стоишь…
Капитан бывшего 1-ого дивизиона пиратов Белоуса уже давно понял, что пьян и на сколько. Он так же отчетливо ощутил, что внутри рождается нечто буйное, нечто манящее выпустить себя наружу, и слабо подчиняющееся рассудку. О, и Феникс знал, что за гость стучится из-за запертых дверей, ведь он слишком часто наблюдал его в исполнении Эйса, когда тот начинал весело дебоширить, смеясь и резвясь, со всеми вступая в словесный или рукопашный контакт. Но внутри Марко это было слегка иначе потому как оно было злое и негативное. Клубок эмоций, в котором закипали злоба, горечь, вина, сожаление, скорбь, отчаяние, отвращение и месть.
Такое нельзя выпускать наружу. Ни в коем разе. Поэтому, с трудом сдерживаясь, Феникс допил свой саке, выполз из-за стойки и покинул шумное и, к тому времени, уже противное ему место.

— Э-хей, Марко! – по плечу увесисто хлопнула знакомая дружеская рука, — ну, что скажешь?
— Хм-м-м… — командир 1-ого дивизиона Белоуса задумчиво почесал небритый подбородок.
— Есть над чем подумать, правда? — Сач хохотнул и оперся правой рукой о кромку верхней палубы, — Отец видит в нем огонь его души!
— Да тут трудиться не нужно, чтобы увидеть этот огонь! Глянь, так и полыхает.
— Мальчишка. Ему еще не по себе. Он привык быть капитаном в своей небольшой команде, где его сила была безоговорочна, где выполняются его команды. А здесь все иначе! Здесь все сильны, но никто никому не доказывает превосходство своей силы, ибо мы братья и у нас один капитан и Отец – Белоус! – лицо командира 4-ого дивизиона окрасила гордая и теплая улыбка, — Капитан хочет, чтобы он остался, я вижу это.
Марко продолжал смотреть на темноволосого парнишку в желтой рубашке, сидящего у самого фальшборта нижней палубы. Он так сидел около суток, отказываясь от еды и питья.
— Ои — ои… — легкая усмешка, — забастовка.
— Ну, Феникс ты нам глаза открыл прямо-таки! Он уже сотню раз пытался побороть Отца! – поддразнивая. – Иди, поостуди его пламя недоверия и неприступности, ты умеешь. Меня он слушать не стал в прошлый раз.
Сач одобрительно кивнул в сторону парня и ушел, оставив мужчину одного.
— Левый что ли?..
Обреченный вздох. Который, однако, не способен скрыть родившийся интерес.
Зайдя в камбуз, Марко ухватил порцию еды и спустился на палубу. Подошел, мирно поставил тарелку с едой перед бастующим, и вмиг передумал говорить что-либо, решив, что первое слово не за ним. И, как оказалось, он не ошибся. Даже с моментом.
— Почему вы все называете его отцом? – Эйс слегка приподнял голову от прижатых к груди колен и посмотрел прямо перед собой.
— Потому, что он называет нас сыновьями, — не такого вопроса ожидал Феникс, но ответ был слишком очевиден для него, для всех их. А парень негодовал.
— Нас ненавидит весь мир, но мы все равно счастливы. Знаю, что это все просто слова, но это действительно так, — улыбка осенила лицо Феникса, так как он ощутил интерес паренька наполовину с сомнением.
Сделав пару шагов, Марко присел напротив Эйса.
— Ты по-прежнему собираешься заниматься всякими глупостями, даже когда тебе сохранили жизнь? Тебе пора принять решение. Нашего отца ты не убьешь, ты и сам это понял. Так что, либо ты покидаешь наш корабль и начинаешь все с самого начала, либо остаешься здесь, отметив спину знаком команды Белоуса. Выбор лишь за тобой.
Парень молчал с несколько секунд, сжавшись в комок, а затем чуть расслабился, поднимая голову и встречаясь взглядом с собеседником. Марко отчетливо помнит, как он тогда на мгновение растерялся и поразился. Чему же? Неуверенность молодого пирата таяла, будто лед под палящем солнцем, руки все сильней стискивались в кулаки, губы упорно сжимались в тонкую полоску, а глаза… Это было то, отчего невозможно трудно отвести взгляд. Это был янтарь. В карих глазах полыхал янтарный блеск огня. Это его уверенность. Его решимость. Его выбор.
Слова стали не нужны. С неким подобием чувства выполненного долга, мужчина поднялся, взглянул на тихий оранжевый простор вечернего океана, легкие волны красно-желтых облаков, тихонько вздохнул и развернулся, уходя.
— Как тебя звать?
— Марко, — на ходу, махнув рукой.
— Спасибо, — поблагодарил Эйс, когда уже на палубе остался один.

— Гол Д. Роджер?
— Да.
Марко был вторым человеком на корабле Белоуса, которому Эйс решил рассказать кто его кровный отец, не считая самого капитана.
— Золотой, как говорят многие, — Огненный Кулак влил в себя очередную порцию саке и, дотянувшись рукой, почесал татуированную спину.
— М-ммм, — Феникс частенько отличался подобной лаконичностью, что нередко выводила Эйса из себя на время. Но не сейчас.
— Каким ты его считаешь?
Мужчина отстранил от своих губ, поднесенную было пиалу с выпивкой и, слегка подавшись вперед, повернул голову к Портгасу, вопросительно взглянув. Неужто откровения? В воздухе пахло саке и грозой.
Вздох. К чему клонит этот парень?
— Я уважаю его.
Эйс молчал, глядя на бушприт.
— Но тебя я уважаю больше. Не потому, что ты его сын, а потому, что я лично знаю тебя как человека. Как сокомандника и друга. Как Портгаса Д. Эйса – командира 2-ого дивизиона пиратов Белоуса, — Марко поднял пиалу, будто за тост.
— Спасибо, Марко, ты… — парень улыбнулся, но Феникс не дал ему договорить.
— Не порть красивый момент ненужными словами, — они чокнулись и залпом выпили.
На носу Моби Дика ветер все чаще и резче закручивал петли и со свистом уносился вверх по мачте, трепеща в натянутых парусах. Не только из-за времени суток, но и из-за смешивающихся серо-синих и почти черных туч, небо быстро темнело, теряя последние светлые клочки. Где-то на западе раздался гулкий рык грозы. По кораблю забегали пираты, готовя корабль к буйству природы, а двое так и остались сидеть.
— Знаешь, — вдруг заговорил командир 1-ого дивизиона и тут же замолчал, посмотрев на Огненного Кулака.
Вокруг него сгущалась грозовая тьма, и сумерки давили все больше; ветер угрожающе теребил его и без того растрепанные волосы и поля шляпы за спиной; соленые волны с шумом разбивались о борт и нос корабля, брызгами обдавая их двоих; неприятный холод змеей крался по палубе, заставляя поежиться. А он сидел, улыбался, и глаза сияли, как тогда – светлым, желто-оранжевым оттенком. И теперь это точно не было возможное отражение цвета закатного неба, не было это и огнем Дьявольского фрукта. Огонь его души, его жизни! Чистый и красивый как янтарь.
Поднявшись, Марко захватил пустую бутылку и, неотрывно глядя на свет этих молодых глаз, которые обратились к нему, сказал:
— Может твоего отца и зовут Золотым… Но ты не такой. В тебе другой Свет. Янтарный.
Ветер дунул так сильно, что пришлось зажмурить глаза от брызг соленой воды, в них попавшей.

Разлепив веки, мужчина помотал головой. Ночь, и почти полная луна светила с темного неба. Морские волны набегали на песок, окатывали ступни прохладной водой, смешанной с частицами песка и вновь отбегали назад, чтобы повторить свой путь. За спиной холодный чуть влажный камень. Сон. Это был всего лишь сон, повторив моменты прошлого, которые постепенно угасали в памяти Феникса. Но сейчас они ожили с новой силой. И это испугало. Память слишком часто прячет ответы, на мучающие нас вопросы, которые, на самом деле, не тайна для нашего сердца.
Темный силуэт корабля, еще чернее ночи, показался в соседней бухте. Марко поднялся с мокрого песка, отряхнул штаны и медленно направил шаг в его сторону.

@темы: one piece, творчество, Marco & Ace, Фанфики

---

Ну так вот...

- это одно из последних что я намалевала на формате А3. Эйс милаха все же.
Вообще вроде рисовала я не мало, надо только все отсканить. И вот сейчас чижу пишу продолжение фика. А еще есть 2 хорошие идеи и как всегда One Piece!)
А еще для себя перевела одну додзю, старалась,хоть и не напоказ) В общем вся в творчестве..

@темы: one piece, творчество, рисунки, Ace

---

ТАДААМ!!!

Новость! Я вернулся!! ну может конечно большинству и пофиг, но да ладна^^ Я сумел разобраться с неработаюющим дайри угу *о* Нада ка понавыкладывать всякой своей чуши понакопившейся)))) Кароче, всем ПРИВЕТ!)

@музыка: Lisa Gerrard

@темы: бред

---

Я просто ухожу. Мои мысли не здесь. Ожидание заняло все мое время.

@настроение: одинокое

---

"Бесконечным будет свет
в опьяненном мираже.
Бесконечным будет снег
в замерзающей весне.
Разбивая в клочья зависть,
убивая ложь как раньше
Умираем для сегодня,
исчезаем в послезавтра.
Нам не важно сколько дней,
продолжение - лишь игра,
Заставляет всех людей
слушать глупые слова.
Не беспечность, ни расчет
не излечат, не добьют
Равновесие калечит
наш безумный скользкий путь.
Разрывая на кусочки,
прорываясь под водой
Мы разбухнем словно почки
мерзлой северной зарей.
Отдаваясь в перекрестках,
умирая в тупиках
Распыляясь от волненья
и влюбляясь второпях."
(с) - 20.. Не спим.

---

0_о

Состояния - Я даурский лемминг в полосочку и неипет!>.<

@настроение: suck

---

Болею.. горло отказало..сиплю как утка=(

---

Ни к чертям. Странно.как будто стоишь на границе. С одной стороны солнце,легкий ветерок щекотит кожу.. с другой Извержение вулкана,метеоритный дождь и кожу рвет пылью и камнями. Я могу уйти в одну из сторон и одновременно не могу,слишком крепкие длинные цепи с обоих сторон. Мне есть что терять. Когда нибудь эта борьба меня убьет.

---

Натюрморт,заезженный до состояния "нимагуу"

---

Нарисовалось..

---

ооу.. трабл с ли ру кончился,наконец...

---

Сквозь хрупкие, без отраженья грани льда
Увидеть не свою, и не последнюю из множества смертей.
Прочесть под преломлением лучей,
Сожженные до тла страницы наших дней.
Дорога постепенно утомляет,
Кидая нам под ноги острые клинки.
Мы знаем,что цветы когда-то увядают,
Как каждую минуту умираем мы.

@темы: творчество

---

..в миллиардах воспоминаний...память..

"......«Боится? – смеялся он. – Он ничего не боится».

Мой отец.

Отец говорит обо мне.

Но я не помню, к чему.

Помню его хриплый голос, когда он с кем-то беседовал, замерев на проходе во внутренний дворик; помню резкий смех и громкие шаги: он ушел потом.



Но не помню, почему он так сказал.

Странно, правда? Воспоминания о далеком прошлом вслепую рассекают мрак, в который погружен усталый рассудок, – как странно чувствовать это.

Иногда я думаю – мои ли это воспоминания, или же от мальчика, подслушивавшего, притаившись за колонной, осталось только то, что я не могу понять.



Мысли безумца.



Это всё ночь, Патроклос. Ночь сводит меня с ума.

До восхода два часа; я успею приготовиться – а пока дай мне тихо соскользнуть в безумие.

Может быть, завтра я ничего не вспомню – или вспомню, во всем находя подобие причудливой тени, быстро тающей на свету. Но сейчас она здесь, вцепилась в мое сердце: ей нравится разрывать и выворачивать его.



Наверное, вот так клыки Цербера рвут бренную плоть, и кровь бежит алыми ручейками, впадающими в одну реку. Даже кровь мертвеца может быть яркой, как самоцвет. Меня всегда завораживала яркость красного.



Я, наверное, мог бы прийти к тебе, Патроклос.



Ты тоже был там, в тот день – ты здесь, в неожиданной вспышке воспоминаний.

Может быть, ты еще помнишь – ты мог помнить, почему мой отец так сказал.

Да, я могу прийти к тебе и спросить – «Скажи, philè, почему мне нечего бояться?»

Только ты мог знать, почему.



Теперь ты, должно быть, покоен. Я столько раз нарушал твой сон – так часто – хотя нечего было сказать; лишь бы ты говорил, шептал и бормотал чепуху, утешая и успокаивая меня.

Но теперь ты покоен. Ты так давно не спал.

Мне тоже нужен покой. Рана снова кровоточит. Главк ничего не сделал, только наложил повязку потуже. Завтра Филипп, конечно, посмотрит рану – но сегодня я бы не вынес.

Попробую вспомнить – твои последние слова тем вечером – они всё еще звучат у меня в ушах.



«Тебя всё еще интересует то, что я делаю?»

«Что?»

«Конечно, интересует. Должно интересовать. Карты с маршрутом перехода. Подвоз продовольствия. То, организацией и осуществлением чего я занимался и собираюсь заниматься».

«Я проверил карты, там всё...»

«Мы давно с тобой не говорили, Алèксандре».

«Знаю. Но время – »

«Я понимаю. Время – »



Прости меня.



Я ожесточил тебя. Говоришь, ты стал циничней и жестче. Говоришь, на войне как на войне. Война изменяет людей. Жизнь воина. И улыбаешься. Но я знаю: ты лжешь. И это моя вина. Ты совсем не похож на мальчика, которого я увидел тогда на пыльной площади Пеллы: только что приехавшего в чужие земли и готового к неизвестному.

Спустя столько лет ты стал совсем другим; прошедший через пыль и песок, оставивший мечты засыхать под палящим солнцем. У тебя на лице морщины и шрамы. Каждый из них – метка, что я оставил на тебе – не оружием оставил.



Я то, что я есть.



Но всё равно – прости меня.

Я мог бы прийти к тебе. Снова попросить прощения, а еще – спросить, почему мне нечего бояться.

Только ты мог знать, почему.

В тот день, когда отец ушел, а я остался – я пытался понять, что подвело меня. И когда я искал – а я искал, – то смотрел на тебя. Ты стоял, прислонившись к стене напротив меня, и смотрел в землю – как всегда. Но тогда всё было иначе.

Ты был озадачен и не знал, почему. Я не понимал, почему слова моего отца так задели тебя. За столько лет я так и не спросил, о чем ты тогда думал. А я искал – всё искал и искал...

Всю жизнь я занимался чем угодно, только не поисками. Цели и средства – начало и конец совершенного круга. Так говорил Аристотель.

Потом я понял. Понял, что подвело меня тогда. Понял, что отец ошибался, но никогда не узнает ошибки – никто из них не узнает. Я бы не позволил.



Я это понял той ночью.



Тогда шел дождь.

Ты впервые пришел ко мне. Поцеловал меня в лоб. Я плакал, увлажняя твои губы, и чувствовал соленый привкус на твоем языке.

Я понял, что боюсь. Чем сильнее я прижимался к тебе, сжимая пальцами плечи, – тем сильнее боялся.

Ужас. Ужас едва не вселился в меня.



Но я доверяю тебе. Доверяю, Патроклос. Если бы ты вел меня через Аид – я пошел бы с тобой сквозь подземное царство и даже дальше. Дальше – и еще дальше – жизнь за жизнью, пока Боги не позволят нам родиться вновь. Потому что в каждой жизни я буду искать твою руку. И найду.

Знаю, что найду.

И знаю, что не отпущу.

Помнишь, как ты сказал, что хотел бы быть Орфеем? Ты был еще мальчишкой. Я смеялся, но ты говорил серьезно. Но я знаю: ты был им. Всегда был.

Ты больше не говоришь об этом: ты думаешь, что подвел меня. Но это не так.

Ты никогда не отпускал мою руку, даже если я кусал ее, тряс, бил и вырывался, как яростный бешеный пес. Я рвал твою плоть, как Цербер. Но ты не отпускал мою руку, даже истекая кровью, – и никогда не отпустишь.



А потом я начал везде тебя искать, никуда не приходя. Я смотрел во тьму – и не мог найти тебя – а я хотел, чтобы ты взял меня за руку и вывел на свет – как ты всегда делал, если мне случалось заблудиться.

Я начинал слышать далекое эхо, но не узнавал голосов – и оглядывался вокруг – всё оглядывался – но тебя не было.

А потом – потом не знаю. Может, я сойду с ума – и буду выть, выкрикивать бессвязные фразы.

Или не так – может быть, я останусь сидеть и ждать на пыльной земле, когда преисподняя смилостивится и заберет меня. Заберет куда угодно.



Ты помнишь? – Помнишь, о чем мы разговаривали, когда были маленькими? Ты должен помнить; я же повторяю это снова и снова – и снова.

Наверное, для тебя это уже невыносимо.

Но ты помнишь? – Сосуд финикийского стекла, что мой отец послал Аристотелю?

Мой самый страшный страх – жить, и бороться., и бежать – и над краем бездны замереть; поднять голову и вдруг осознать что там – ничего. Лишь я, заточенный во вспышке пустой реальности, обреченный смотреть на мир, притворяющийся живым по ту сторону огромной сферы из тонкого стекла.

Они – люди по ту сторону – им не понять, а я одинок. Рядом со мной нет ничего – ничего, лишь слезы и не видимые мне смрадные трупы, и едкая пыль поля битвы. Ничего.

Границы реальности смазаны, я тебе уже говорил про это – помнишь? Сны, которые наутро почти забываются – жалкие подобия каких-то древних идей, обратившихся в пыль и унесенных сухим беспощадным ветром. А за стеклом продолжают жить, не спрашивая себя, есть ли что-нибудь настоящее.



Что делать? – Что я должен делать? Я столько раз тебя спрашивал, а ты просто смотрел своими темными глазами и медленно качал головой.

Я снова опускаю голову и пускаюсь бегом – и бегу, истощая силы, лишь бы путь не заканчивался и не было никакой бездны, а только новый поворот, за которым что-то есть, и новый горизонт, к которому можно стремиться, – я бегу и убегаю, лишь бы не видеть тень, стремительно скользящую по склону гор, – я бегу, бегу и бегу – чтобы ветер ослепил меня, отнял слух и измучил жаждой.

Чтобы оживил меня.



Одинокого.



Но ты со мной, правда?

Ты мой самый страшный страх и единственная надежда.

Сколько раз я говорил тебе это, сколько раз собирался сказать.

И сколько раз я пытался утопить обжигающие кошмары, преследовавшие меня с детства? – В те проклятые нескончаемые ночи я просыпался в поту; и безымянный ужас исторгал мои крики. А ты был безмолвен, philé, безмолвен и молчалив – ласкал меня, баюкал и успокаивал, пока я снова не погружался в сон – но я знаю, что тебе было страшно, я видел это в твоих глазах каждый раз, когда встречал твой взгляд, а ты думал, что я не замечаю. Я знаю, что ты всегда за меня боялся – всегда.



Какое бремя, philé, ты нес – какое бремя.



Я много раз говорил тебе, что те сны прошли, но я лгал, и ты знал это, даже если делал вид, что веришь. Но ты не умел хорошо притворяться.

Мне страшно, Патроклос.

Никто больше не услышит этого от меня.

Но я должен быть с тобой. Я умею быть эгоистом, как всегда был.

Я помню ослепляющую вспышку боли той ночью – лезвие твоего ножа по моему пальцу. Моя кровь – красная – на твоих губах, и сладкий вкус твоей крови – самой красной, что я когда-либо видел, – на моем языке.

Спутники и братья.



Друзья.



Неделимое целое, умоляю тебя, Патроклос. Пожалуйста.

Неделимое целое – всегда – отчаянно. Одно целое.

И воспоминания, и мечты уже не для нас. Вместо них – нечто большее.

Мы неделимое целое, но слишком обремененное воспоминаниями и мечтами. Слишком много прошлого, слишком много будущего – а времени недостаточно.

Правда в том, что мы обратимся в бесконечное настоящее, полное гнева и одиночества.

Ночь; и я боюсь, Патроклос.

Неделимое целое. Я умоляю тебя. Помни, philè.



Emè philè. Agapeo se Hephaistion.



Помни...." © Flora

@темы: творчество чужое, александр македонский

---

Писалось когда-то друзьям.. не суть что с ними не общаюсь больше кроме двух...

Когда грустить невмоготу,
Я к Сеньке на чаёк иду,
Когда мне кажется,что мир
Сошёл с ума,и весь эфир
Загружен бредом,бранью,дрянью,
Я говорю об этом с Таней.
Бывает так,что в одночас
Мне хочется плясать для вас,
Тогда я знаю,что меня
С улыбкой встретит Олечка.
С Ленком на всякий бред не в лом
Идти,что вечером,что днем,
Бросая мысли на потом.
А с Анычем вообще не скука,
Мы,грызуны,горой за друга!
Всегда поймем и все простим,
К тому ж фанаты Helloween!=)
С Эстэль люблю смеяться в славу!
Хороший хиппи,ёлы-палы!
Не суть,что мясо ненавидит,
Зато стихи какие пишет!
А кстати Сеня,что меня,
Напоет кофем как всегда,
Гамает супер на гитаре,
Хоть и себя подчас ругает.

Ванильны с мятой пирожки
О,вы поистине нежны...
Да что же я,причем тут тесто?
Здесь для друзей накрыто место.
А дело в том, что и они
Желудку моему важны))
Однако вы, друзья мои,
Единственны, неповторимы!!
И на вагоны пирожков с повидлом
Не променяла б вас,ни под каким бы видом!
А это ценно между прочим..
Задумайтесь над этим очень..=)))

@темы: творчество, бред